Продолжение перевода "Лжеца". Маленький апдейт.
Сейчас…
Самоубийца
Прага
читать дальше
Богуслав Храстицкий вошел в квартиру и тщательно запер за собой дверь. Прислонив к стене портфель, снял куртку и переобулся в тапки.
- Вот и все, – прошептал он пустым стенам. – Пора.
Он с минуту постоял в узком коридоре, пожирая глазами криво наклеенные полоски обоев, неровности стен и прочие мелкие ляпы, которые не успел поправить. Почти жаль, что не успел. Почти.
«Эта дрянь может зреть в тебе долгие годы, - вспомнил он слова Горачека. – Но как только появились первые симптомы, развивается быстро, как сход лавины».
У него не было оснований не доверять другу. Они были знакомы со времен университета, когда оба считались многообещающими специалистами. Шли ноздря в ноздрю, но Горачека в отличие от него поддерживали родители, и знаний у него было больше. Он стал врачом, Храстицкий – фельдшером.
Первые симптомы… Сегодня утром Храстицкий чуть не захлебнулся кровью. Лавина тронулась.
Вздохнув и взяв портфель, он вошел в гостиную. Так он называл средних размеров солнечную комнату. В ней тоже ремонт был с погрешностями, но в течение лет он пытался их замаскировать: симпатичная полочка, поддельная китайская ваза, большой цветок в горшке. Как он часто говорил, типовая квартира дает удивительный простор для воображения. И только для него.
Сев в кресло, Храстицкий покосился на карниз за окном и с сомнением, приступил к следующему этапу. Стараясь заранее не расстраиваться, открыл портфель и достал маленькую книжку. Полистал пожелтевшие страницы. То, что он искал, было на двадцатой. Узел. Петля.
Еще раз покопавшись в портфеле, он достал двухметровый моток альпинистского троса. Взвесив в руках, приступил к делу, сверяясь с инструкцией в книге.
Хоть задача и казалась простой, вывязывание тринадцати узлов заняло добрых полтора часа. Но оно того стоило. Петля была достойна профессионального палача времен Франца Иосифа. Довольный собой Храстицкий взял стул и подошел с ним к окну. Встав на стул, привязал свободный конец веревки к карнизу, подергал. Выдержит.
Сойдя со стула, он полюбовался делом рук своих. Закатное солнце окрасило петлю в цвет крови. И вдруг перед внутренним зрением его предстали все трупы, которые ему приходилось срезать с веревки за эти десять лет. Вспомнилась ужасная вонь непроизвольной дефекации. Почти бегом он бросился в туалет.
Вернувшись после недолгого отсутствия, он вытер мокрые руки бумажным полотенцем, в последний раз окинул взглядом свою светлую, обставленную в теплых тонах гостиную и… замер. В кресле сидел стройный, элегантно одетый мужчина с длинными светлыми волосами, держа в правой руке бокал с красным вином. Лицо его выражало бесконечную усталость.
- Что вы тут делаете?! – возмущенно закричал хозяин. – Как вы вошли?!
Незнакомец зажмурился и зашипел, прижав свободную руку к виску.
- Не ори так, - попросил он. – И какая, собственно, тебе разница? Ты собираешься умереть.
Справедливость замечания была несомненной. И все ж Храстицкий запротестовал:
- Вы нарушаете мою приватность! Будьте любезны немедленно уйти, или я позвоню в полицию.
Незнакомец тяжело вздохнул.
- Интересно, что ты им скажешь? «Извините, господин офицер, ко мне вломился какой-то мужик и не дает повеситься»?
Хозяин уронил голову на грудь, признавая поражение.
- Пожалуйста, выйдите. Мне неловко.
- И правильно, - сказал незнакомец и, отхлебнув вина, утер усы тыльной стороной ладони. – Очень правильно. Из-за твоей идиотской затеи мне пришлось подняться в жуткую рань и тащиться через весь чертов город в эту дыру. И как раз когда наконец удалось урвать себе пару свободных дней.
- Как это? – не понял Храстицкий.
Незнакомец отмахнулся.
- Неважно, – снова вздохнул он. – Я обязан вас проинформировать, что ваши планы неугодны небесам.
- Но… я не верю в Бога.
- А кто говорит о Боге? – незваный гость закатил глаза, показывая отношение к беседе. – Я выражаю мнение небес. Общее.
- В небеса я тоже не верю, - возразил хозяин.
- Их это не волнует. Что и доказывает мое здесь появление.
На лице Храстицкого отразилось бесконечное удивление.
- Вы… ангел?
- Конечно, - рассмеялся незнакомец, - только крылья снял в прихожей, чтобы не наследить.
- Не понимаю, - честно сказал неудавшийся самоубийца.
Только теперь, когда первое удивление утихло, он заметил, как плохо выглядит гость. С первого взгляда и не скажешь, но Храстицкого, каждый день вынужденного лицезреть лица мучимых похмельем алкоголиков, не обманешь. Состояние незваного гостя было даже хуже, чем у доктора Пухты после пятничной партии в шахматы, где роль пешек обычно исполняли стопки. Он явно держался из последних сил.
Тяжелый вздох и выражение на лице незнакомца подтвердили это предположение. Видно было, что ему не хочется ничего объяснять. Несмотря на это, он заговорил, медленно, будто втолковывая ребенку или идиоту.
- Самоубийство считается единственным непростительным грехом. Тот, кто на него осмеливается, тут же пополняет армию Люцифера. А это, по понятным причинам, неугодно небесам. Я для того и нужен, чтобы подобного не допускать. Локи, руки для грязной работы. Это я… Не нужно оваций.
Храстицкий помолчал, пытаясь переварить услышанное, и наконец замотал головой.
- В ад я тоже не верю, - заявил он.
- Всегда слышу одно и то же, - огрызнулся Локи и со страдальческой миной поднялся из кресла. – Почти буквально, слово в слово. Иногда даже блевать тянет. Я бы удивился, скажи ты что-то новенькое. Впрочем, это ничего б не изменило.
В левой руке его появился из ниоткуда пистолет с глушителем и дважды выстрелил, в голову и грудь. Храстицкий пошатнулся и рухнул на спину.
Локи без спешки допил вино, поставил бокал на стол, но после недолгих размышлений решил перевернуть. Для драматизма, - подумал он. Поднявшись, пошел к дверям, на ходу пряча оружие.
Выйдя на парковку, он протянул перед собой руку. Белое перышко, спикировавшее перед ним, приземлилось точно на ладонь.